top of page

Скромное обаяние буржуазии

"Бедные, бедные буржуа, полагавшие, что мир устроен по их образу и подобию, но оказавшиеся беззащитными перед простеньким и эффективным заклятием, наложенным на них неким высшим шутником"

Из рецензии Михаила Трофименкова

 

В детстве у меня были любимые названия фильмов. Я их не видел, но мне казалось, что картины, названные "Фавориты Луны", "И корабль плывёт", "Скромное обаяние буржуазии" не могут быть плохими. Я вырос, посмотрел Иоселиани, Феллини... А вот с Бунюэлем всё оказалось сложнее: меня чуть не трясло от его лент. Поражённые червоточинами "Дневная красавица" и "Тристана", жестокосердная "Виридиана", шизовое "Обаяние…" - казалось, другого такого мизантропа нет. Если честно, даже не подозревал, что кто-то предложит его картину для Двадцатки. Но это произошло.
Сюжет: три политика и их щебетуньи-жёны хотят поужинать. Простой, вроде бы, потребности постоянно сопротивляются обстоятельства: то герои оказываются на сцене театра, то во время трапезы в дом врываются военные, то в ресторане нет ни кофе, ни чая, только вода. Чем ужаснее становятся сцены, в которых буржуа не могут утолить свой голод, тем больше это напоминает дурной сон.
Не люблю этот фильм. Его плоть и кровь - абсурд и гротеск. Но дело в том, что мы живем в стране, где абсурд и гротеск были (есть и, видимо, будут) повсюду. Давно ли вы были в поликлинике? Нравится ли вам бегать с бумагами по посольствам и паспортным столам? Обвинял ли вас начальник в том, что вы не можете в одиночку сделать работу целого отдела за день? Поэтому, да, смотреть на эти парочки смешно, но иногда - не очень. Когда фильм только вышел, он был безумно популярен во Франции: буржуа узнали себя и посмеялись вместе с режиссером. Фильм закупили для проката в СССР, он прошёл тихо и гладко, а критики писали о том, что Бунюэль создал великолепную сатиру на "их нравы". Так им, буржуинам! Они ещё не знают, что скоро для них даже простое человеческое "пожрать" станет недоступным. Но мне всегда казалось, что такая трактовка - плоская. Если бы посыл картины был таким однозначным, о нём забыли бы ещё в восьмидесятых.
На просмотр и обсуждение ленту принес Виталий. Размах его защиты впечатлил:
1. Эта картина - рефлексия на культуру Европы 20 века, её итог, эволюция "европейского человека", а также - разочарование после будоражащих событий 1968 года в Париже;
2. Этот фильм - предтеча "Матрицы"(!), в нём режиссер призывает проснуться, прибегая к простым и понятным каждому материям, в данном случае - к чувству голода.

 

Ольга сразу запротестовала по первому пункту:

- Когда возникает понятие "европейский человек", я понимаю лишь одно - мне оно неинтересно. В Двадцатке места для этого понятия нет, и не будет. Получается, к фильму Бунюэля придется ещё два томика приложить, чтобы "дети" были в курсе, как шло развитие культуры Европы. Зачем нам это?
По второму пункту также разошлись: "Обаяние…" - фильм сюрреалистический. Можно сказать, его безупречная форма, подача событий сделала ленту эпохальной и классической. НО! Для того, чтобы трактовать происходящее на экране, надо быть подкованным в области… культуры Европы! Было бы глупо утверждать, что Бунюэль не делал ссылок и не создавал аллюзий. Одно вымышленное государство Миранда чего стоит! Многие в те времена узнали бы в описаниях зверств родную землю.
Я уверен, что лента Бунюэля влияет на зрителя настолько, насколько ему близок мир, воссозданный Бунюэлем. В обсуждении возникла мысль: если этот фильм переснять в России, сейчас, то у него будет бешеный успех. Ведь то, что олицетворяют собой главные герои - это элита, принадлежащая миру гламура. Народ с удовольствием смотрел бы на пафосных персонажей, которым официант с ледяным лицом подает резиновых кур.
Считаю эту ленту фотографией определённого периода, грустной ухмылкой мэтра, одним из столпов постмодернизма. Я неспроста начал очерк воспоминаниями о названиях. Скромное обаяние буржуазии. Режиссер не стоит на трибуне и не громит несчастных. У него к ним нежное отношение. Маленькие, плоские, лощеные, но… он им сочувствует. Невозможно назвать этих бедолаг злыми или отвратительными. Ты либо в их лагере, либо нет. И здесь возникает вопрос. Самому себе.
Иногда мы бросаемся фразами "людишки", "быдло", "толпа", "народ". Такими фразами мы словно подчёркиваем свое нежелание иметь что-то общее с ними, обводим круг. Стремимся выделиться. Так вот, картина Бунюэля подставляет нам зеркало и задачу: "Ощущаешь ли ты себя частью человечества? Необходимо ли это самоощущение гармонично развивающемуся человеку? Есть ли в тебе жалость к тем, кто, по словам Христа, наследует царство небесное? Если не жалость, то какое чувство?". Ответов в картине Бунюэля нет, мы будем искать их, потому что вышеназванные вопросы не менее важны во время царствования новой религии - безразличия.
Фильм в Двадцатку не вошёл. Считаю, можно найти другой, сильный фильм к тому же смыслу. Но, благодаря Виталию, участники Киноклуба посмотрели на себя под другим углом. А собрание закончилось под девизом "Найди в себе Пэрис Хилтон и полюби её".

 

Павел Телешев. 9 июня 2008

Виталий Лейбин представлял фильм Бюнюэля "Скромное обаяние буржуазии". За что ему большое спасибо. Не за сам фильм - фильм мне лично был почти физически неприятен, и в Двадцатку не прошёл. А спасибо Виталику за содержательную, продвигающую и проблематизирующую провокацию. Провокации - это отдельный, очень сложный и эффективный инструмент, если уметь им пользоваться. Провокация ставит вашего визави в ситуацию невозможности уйти от ответа по содержанию. И если ты сможешь ответить, то значит, ты достаточно обеспечен пониманием в том, чем занимаешься.
Правда, у меня сложилось впечатление, что Виталик, великий игрок в слова в прямом и переносном смысле, был бы готов осуществить свою провокацию на любом материале, но просто Бюнюэль ему симпатичнее. А вменил он нам приблизительно, в моём упрощенном понимании и изложении, следующее: "Вы, высоколобые козлы, собираетесь загрузить некоторое количество молодого поколения отвлечёнными смыслами. Создавая эти смыслы, вы сами оторвётесь от любой действительности, а заодно оторвёте и всех тех, кто въедет в ваши размышления. Опамятуйтесь! Всё это было. Взгляните на историю франции, for example, вот вам Бюнюэль, который прошел все стадии современного 20-му веку осмысления социальной и культурной действительностей, сам был активным участником и создателем смыслов, заложенных в фундамент мышления о мире в стиле постомодерн, а в результате, уже в возрасте солидном, создаёт фильм в котором говорит, что жизнь, с людьми населяющими её, существует вне зависимости от ваших мыслей, может быть милой и обаятельной, несмотря на всю абсурдность её устроения. И ничего вы с этим не сделаете. Любая революция, совершаемая в головах и в странах, ничего не сделает с обывателем, стремящимся к тому, к чему все обыватели во все времена и во всех местах. И именно это и есть люди. Именно это и есть люди, как говорил Выбегало, an mass. И эти люди не заслуживают презрения или осуждения. Они естественны, они соразмерны себе, а значит таковы как есть и существуют с полным на то правом. И могут вызывать искреннюю приязнь, как вот здесь. И не надо с ними ничего делать в принципе".
Ну, было там и еще кое-что из Виталиковых тезисов, всё я не озвучу, но именно в этом пункте мне зацепилось. Квази-обвинения Клубу и заключались в том, что, порождая транслируемые смыслы, мы фактически встаём в позицию вменения окружающей действительности того, какой она должна быть. Как говорил мой старый учитель о призывах, все они выглядят по типу: "Козлы! Не будте козлами!". А кругом именно козлы, и для данного ландшафта это абсолютно естественно. А вот естественен ли для него призывающий - это еще вопрос.
Так вот! Я не согласна с Виталиковыми обвинениями! Предъявление смыслов не есть их вменение, а только одно из необходимых действий для осуществления избыточного мышления. Того мышления, которое не направлено на потребности воспроизводства физической жизни (спасибо Алексею Лидову за формулировку). Свободное мышление и создаёт культуру в её европейском виде, к которой мы и принадлежим. Не стоит не доверять тем, кто может употребить сделанное тобой в стиле "звериной серьёзности". Виталик опасался, что продукт Двадцатки скорее свернет мозги молодежи, чем даст ей материал для понимания. Вернее, что понимание будет иметь последствия социальной агрессии, что уже было отработано на протяжении всего прошлого века и не стоит искушать "малых сих". С моей точки зрения, во-первых, искушения не будет, потому что искушение - это не идеи и смыслы, а желание того, кто эти идеи и смыслы использует для искушения. Нет в Клубе такой манипуляционной установки. Я так считаю. И так делаю. Во-вторых, Двадцатка - только один, первый шаг по культурной коммуникации и одновременно поиск форм таких коммуникаций в принципе. И удержание именно заявленного продукта есть задача ведения Клуба. В-третьих, показанные Виталиком дополнительные боковые и опасные дорожки могут стать предметом для нового проектирования. Мы уже касались вопроса трансляции переживаний в наших обсуждениях и пока зафиксировали это как проблему, которую видим, но не решаем в данном проекте. Сделаем новый проект, когда поймём - как. А пока это ещё одна граница для нашего движения, которую видим, но не пересекаем. "Я не знаю, кто уголь ворует, я ворую тележки". Вопрос - как человек может удерживать связь с реальностью, продвигаясь в мышлении. Это предмет не знаю чего отдельного, и у меня есть на это что сказать. Но не в этом Клубе.
Не стоит по привычке впихивать в свои проекты всю полноту своего чудовищного внутреннего мира. Давайте попробуем сделать один, лаконичный, но сложный Клуб и посмотрим на то, что получится. Мне надоела ситуация "планы Наполеона, а жизнь Никифора-печника". Давайте для разнообразия доведём процесс до заявленного результата.
Виталик попытался сделать рефлексивную остановку нашей деятельности. И ему это почти удалось. За что большое спасибо. И деятельность после этого сохранилась, вобрав в себя поставленные вопросы. Возразите мне, если кто не согласен из присутствовавших. Но я при этом получила большое удовольствие от ситуации.
 
Ольга Лобач. 9 июня 2008

© Ольга Лобач, Сергей Котельников, Павел Телешев 2007 - 2014

bottom of page